- Нет, медовая, - улыбка цветёт до ушей, в голосе воркование согретого жарким солнцем прилива. – Как мог тебя забыть? – Придержать телефон плечом, чуть прикрыв динамик, пока представляюсь дежурному на парадном входе. – А? Почему не помню имя? Помню! Назову конечно! Кристин? Хмммм… Адель, да? Странно, это видимо, потому, что тембр у тебя такой приятный, французский. Видимо, я тебя так про себя назвал, замещая в памяти настоящее имя. Вечером? Давай, через пару часов? Как ночь у вас? Аааааа! Я просто сейчас не в Лондоне. Ну, что ты! Очень рад твоему звонку. Да, и тебе тоже рад. Почему сразу врал? Хахахаха! Видишь, ты сама смеёшься. Шут, конечно, разве утверждал другое? Ладно, ладно, честно-честно позвоню, как в Лондоне буду. Шееееейлаааааааа, теперь точно запомню… - Весёлый трёп ни о чём, словно зеркало всей моей жизни. Забывая имена, наслаиваю черты лица одни на другие. Рыжие, блондинки, каштановые – потрясающие, головокружительные, милосердные спасительницы бедняги-дворняги.
Ступеньки – с лёгкостью, почти взлететь на нужный этаж, вжимая кнопку звонка. Молчаливая плечистая тень в чёрном будто рентгенами просветила прежде, чем впустить. Просторно, богато, весьма неплохо устроился наш бывший ректор и нынешний начальник. Не могу сказать, что особо скучал, рад встрече и прочее бла-бла-бла, но, признаю, начальство у меня вполне адекватное. Не душит лишними ограничениями, штопает, как поломаемся ненароком, деньги платит приличные.
Гостиная, куда проводили, ещё пуста, поэтому выбираю самое комфортное место – одно из удобных кожаных кресел, устраиваясь со всеми удобствами, расслабленно утопая, примостив голову на высокой спинке.
- Хахахаха! Как такое забудешь? Да, да, с этого и надо было начинать, сразу бы точно имя назвал. – С другого континента летит ко мне звонкий женский голосок, сообщая последние байки об одних из множества случайных знакомых. Давно перестал пытаться запомнить их, делая в памяти зарубки лишь на самые важные имена. Таких совсем немного наберётся, пять от силы. Их-то лица, голоса, манеру поведения никогда не спутаю с другими, не от того, что они чем-то лучше, нет. Просто они «мои люди», с ними моя душа пела, не только мир во мне, через меня. – Чокнутая девчонка! Хааххахахаха! И не говори… – Беседа льётся, выцепляя деталь за деталью из чужой жизни, веселя местами, местами даже вызывая мимолётный интерес.
Закурить бы, да наглеть особо не стоит. Для меня в этот раз также не было утомительного перелёта, привычно слегка шальной от отдачи после прыжка. Мир вокруг расцвечен десятками завлекательных картинок-переходов, затормозив только взгляд на чём-то чуть больше, чем секунда, просматривается за огромной плазмой грубо вырубленный в скале вход, занавешенный лианами, окна норовят перекинуться в перекрёсток оживлённого центра Токио. Нет покоя, и это радует неимоверно.
Ещё пару часов назад был жаркий Рио, сейчас напоминает о нём лишь пятно на рубахе от мате. Там успел уже пообедать, отдавая дань морским гадам. Тут обед только миновал. Снова обманываю время, перекручивая его туда-сюда, с небольшой сумкой, стоящей нынче у ног сторожевым псом, не задумываясь, отправляясь вновь в путь.
Знаю, что-то грядет, на таких, как мы, объявлена современная охота на ведьм. Ещё не запылали костры аутодафе, озаряя небеса алыми отблесками боли, забивая нос смердящей вонью сгорающей плоти, но начальство зашевелилось, значит, в этот раз всё без шуток. Как и всегда, впрочем, такие организации шутить не умеют в принципе.

Беседа по телефону иссякла, словно ручей в африканской саване на момент засухи. Ей нужно было куда-то спешить, там рядом были живые, реальные, так требовательно перетягивающие внимание на себя. Я же – одно из воспоминаний, пусть пока не выцветшее до конца, но такое далёкое, что и задеть струны души по-настоящему уже вряд ли могущее.
Появившийся в помещении Гент был помят, как вчерашняя жвачка с похмелья во рту по утру в дешёвой забегаловке. Тут два варианта было, либо их затаскали по заданиям, либо лодка семейной жизни слишком быстро села на мель повседневности.
Хотя звонкие отзвуки их с Тим свадьбы были ещё живы в моей памяти. Помнил ещё то удивление, услышав в трубке радостный для разнообразия голос девочки в тёмных очках, приглашающий на важное торжество. Как раз в тот момент отлёживался на пляжах Индии после не особо удачной царапины, так качественно залеченной местным эскулапом за копейки. Прийти в любую точку планеты для телепорта – не проблема, проблемой было найти в той дыре более или менее приличный наряд, поэтому костюмом мне стало парадное одеяние сикхов, отданное щедрым жестом тогдашним товарищем-собутыльником. Сколько того ни уверял, что тюрбан не совсем в тему, товарищ настаивал, любовно расправляя складки чёрной ткани, сколотой огромной брошью. На праздник явился вовремя, почти трезвым, во всём блеске восточного великолепия.
- Что-то ты паршиво выглядишь, друг. Это связано с нашим отзывом в Вашингтон? – Последняя надежда на общеполитическую ситуацию, а не банальную личную трагедию. Всё же с трудом верится, что лучшие кадры НИИ страдают таким постыдным недугом, как алкоголизм.
На их свадьбе он был почти трезв от вина, но пьян от счастья. Странно было наблюдать, как мы, чудики этого мира, играем в обычных обывателей. Улыбались искренне, вставали рядом с родителями, послушно произносили тосты, где не упоминали о чудесном ускользании от смерти в очередной раз, а желали детей, вспоминая какие-то глупости из институтской жизни. Именно тогда, где-то между первым танцем молодых и свадебным тортом, осознал, мне не нужна иная жизнь, кроме той, что есть у меня. И домик в тихом пригороде – не моя мечта, хоть собаку бы и завёл, уводя с собой дальше по тропинкам мироздания, чтобы встречать рассветы на кряжистых склонах Новой Зеландии или смывать пороховую вонь в роме на Ямайке.
Притащил им в подарок в тот день огромную статую Ганеша, ярко раскрашенную, всё ещё пахнущую благовониями и молитвами из храма, где захватил её, собираясь на праздник. Статуя была стара, монументальна, словно самим своим обладанием намекая на необходимость осесть где-то на одном месте, создавая собственное гнездышко, оборудуя в нём новое святилище. Неподъёмный якорь для лёгкого фрегата, взять который на борт вряд ли решился бы сам.
И потом, подвязку так и не поймал в тот день, хоть пытался. Видимо, то был намёк. Живи легко, тогда уходить будет просто, не оставляя за спиной камня обид, горечи сорвавшихся в запале слов и цепей не исполненных обещаний.

Что принято говорить в таких случаях, не наступив на кровоточащие мозоли брошенного растяпы? «Сочувствую, друг, ты достоин лучшего», - но бред же. Нет, не достоин, ты выбирал сам, по своему сердцу и характеру. А то, что быть не смог, так сам же налажал, где-то что-то упустив. Получил в итоге то, чего достоин.
Вся твоя бравада теперь, как театральный грим по исходящей сукровицей ещё свежей ране. Слой за слоем кутаешь боль, баюкая ее такими вот умильными фразочками, произносимыми каждым из вежливости, только толку меньше, чем от листа подорожника на подростковом прыщавом лбу.
Да, да, облажался по полной, вавка болит теперь, но это не конец света. Ящерица хвост свой отбрасывает, выкидывая часть себя, а тут всего лишь два человека, так и не ставшие родными, разошлись каждый своей дорогой. В чём печаль? Бывает!
Привычка будет какое-то время напоминать о том, другом, забытым на второй подушке запахом волос, фотографией, где оба улыбаетесь в объектив на фоне наглых отожравшихся уток в каком-то там пасторальном пруду, но потом будет очередная генеральная уборка или переезд, или задание и месяц в гостях у медиков. Запахи выветрятся за это время, потускнеют воспоминания, дополнившись другими, более острыми, злободневными. Так-то, к сожалению ли, к радости, законы жизни непреложны, действуют одинаково для всех. Даже для тех, кто признавать их не хочет, заливая мнимое горе выпивкой, стирая чужими страстными объятиями.
Глупо переводить драгоценные капли запертого в бутылке огня, если не готов, чтобы счастьем он разлился по венам. И брать тепло глупо, если сам не можешь с такой же самоотдачей делиться.
- Кардашьян – это та, на попце которой помещается фужер с шампусиком? У неё шоу есть своё? А она в нём что-то подобное, как на фотках, показывает? – Жаль, Тим не пришла. В моей сумке лежал небольшой сувенир в нескольких слоях шуршащей обёрточной бумаги. Знал, оценит.
Как-то так сложилось в какой-то момент, она стала мне нужна, как константа, нечто постоянное в вечной круговерти. До поры, до времени диван в гостиной девушки, а потом и сама хозяйка мебели. Разговоры ни о чём и обо всём сразу так редки, но имели место быть. Думаешь о чём-то, делаешь что-то, нет-нет, да и проскользнёт, «что бы сказала Тим» в голове. С вожделением, страстью ничего общего не имея, было это чем-то тёплым, уютным, бесконечно многогранным, как звёздное небо над головой. Ты не смотришь на него каждую ночь, не ревнуешь, зная, что свой свет дарит оно другим, но обязательно возвращаешься взором, в поисках отдыха, себя. С ней было просто молчать, интересно бродить по улицам незнакомым ещё нам обоим городов, загорать на пустынных пляжах, прыгать с водопада в джунглях. Легка на подъём, другая, уравновешивающая, оттого бесценная для меня лично, с кем бы ни захотела быть в любой из периодов своей жизни, ведь всегда остаётся скайп, телефон, просто мои визиты украдкой и её готовность поддержать в очередной авантюре.
Думаю, Генту наша дружба с Джефферсон, что серпом по яйцам. Он из другого теста, такому не объяснишь, насколько желаю счастья дорогому мне человеку, что жилы бы порвал, чтобы та улыбалась. Если же для улыбки ей нужен рядом Уолтер, то так тому и быть. Сам готов его ей связать подарочным бантиком, доставляя в любую точку мира. Только та не подумала бы даже о таком никогда, так же, как и я, уважая превыше всего выбор другого.

[AVA]http://s019.radikal.ru/i614/1508/8a/3b58ecc1cb9c.png[/AVA]Сегодня проснулась с рассветом, пробудил тот в полшестого утра за отсутствием занавешенных окон; не особенно спалось к тому времени, я и не сопротивлялась, лежа в кровати и смотря на светлеющее небо. Как смесь черного и белого, волнительные чувства, образующие комплексно дискомфортное ощущение: с одной стороны — ждала этого дня, чтобы дать собственному уму окунуться в привычную деятельность, чтобы отвлечься, не слушать больше тишину номера, оглушительное тиканье настенных часов в ночи; с другой стороны — мы встретимся вновь, я это знала. Ничего удивительного. Ничего нового. Ничего, к чему бы я не была готова, кажется, окончательно расставив всё для себя в голове за эту недолгую прогулку от станции метро до нужного дома по улицам Вашингтона, едва приходящим в движение в столь ранний час. Эта утренняя свежесть, словно бы запутавшись в волосах, еще преследует меня на лестничных пролетах, в каждом движении, в каждой мысли, делая томительное ожидание грядущего чуточку легче. Но с отголосками разговора и звуков первых визитеров ректора где-то в глубине квартиры панический штифт вновь пронзает мои внутренности, эмоциональная взволнованность сказывается физически. Переживать разрыв на глазах бывших знакомых и друзей, что знали вас очень давно, — хуже не придумаешь. По-хорошему, так меньше всего тебя должно волновать, что подумает кто-то в сложившейся ситуации, черт возьми, тебе так больно, устало, и хочется выть, лезть на стену, но все равно, точно так заведено кодексом этикета, волнуешься о мнении других. Я очень надеюсь избежать череды дурацких вопросов, но избавиться от взглядов получится вряд ли.
Резкий выдох предвещает мое появление в дверном проеме гостиной, где уже трое. Мир бы улыбнулся мне, если бы Уолтера здесь не было. Но он здесь — вот, вольготно расположился на диване, вытянув ноги. И мир мне не улыбается. Присутствующим даю о себе знать не больше чем взмахом руки и каким-то приветствием полушепотом, между тем самой себе признавая ложность и абсурдность крадущихся в голову мыслей: то, что он пришел раньше, не означает, что имеет больше прав находиться здесь. Ведь теперь все деленное надвое. Защитные очки вновь встают надежным барьером, делая меня немного дальше от всего происходящего и помогая поддерживать выбранный шаблон поведения: тотальный холодный нейтралитет, надеюсь, устроит обоих. От этой мимолетной тишины буквально режет уши.
Но — былая скованность тела сменяется расслабленностью, словно некто дернул нить тугого корсета, стесняющего движения и дыхание, тем самым высвободив всю заточенную в нем строгость и стать. Тень улыбки пробегает по моему сонному лицу, выскальзывает внезапно она у уголка рта как-то несообразно ситуации, месту, новостям, приведшим сюда. Но я действительно рада видеть Лиона среди всех. Точно такого же, что и раньше: со смехом в голосе, искренне растворяющемся в беседах ни о чем. Приятно думать, что хоть над кем-то не властно ни время, ни обстоятельства; впрочем, помнится, ничуть не сомневалась, что телепорту — безумному шляпнику — все по плечу. Вот и сейчас выступает для меня живым доказательством того, что нечто в этом мире осталось прежним, что его не смогли коснуться события, и мы все вовсе не на краю пропасти, как мне настойчиво казалось последнюю неделю. Мир есть, кому спасать. Это успокаивает.
Меня есть, кому спасать. И я с радостью схвачусь за эту соломинку, поскольку, по мне, градус напряжения все же возрастает, натягивается пространство, звеня в моих ушах; поэтому сброшу с плеча сначала одну лямку рюкзака, затем другую, скидывая тот у ног в конечном счете. Сяду рядом, попытавшись встроиться в выстроенную картину органично. С Фергюсоном нас ничего не связывает, чтобы размениваться какими-то большими фразами, а Гудмену вполне хватит и той самой тени улыбки.

Перед тем, как встать, я еще с минут пять провалялся на кровати, закинув руку за голову и потягивая тонкую сигарету, которую стрельнул вчера у какой-то дамочки. Мысли путались, и я испытывал легкую скованность перед предстоящей встречей, представляющуюся снова и снова, в разных интерпретациях. А я ведь точно знал, что там будут многие, кого я хочу увидеть: Гудмен, загорелый, я уверен, Кортни, ну, пожалуйста. Да, господи, хоть того же Вебера с его идеально белоснежными и ухоженными локонами, поправляя которые он обязательно сострит, чем вызовет мое внутреннее негодование, и его дружка Торнтона, с которым так долго делили одну комнату. Твою мать, даже буду одуванчику Бэзилу рад, но кто знает, которые из них решили остаться в этом проекте, пустить в него корни, цепляясь за каждое задание, как за что-то последнее. Для кого-то это целая жизнь, и пути обратно не просто нет, - его никогда и не было. И да, ради этой встречи мне было не жалко своего сна. Даже для своего жирного кота жалко, а для этих ребят не жалко.
Нужную квартиру я нашел быстро, спасибо моему навигатору, на котором прикольно следует со мной стрелочка, и отсутствию топографического кретинизма. Лифту я предпочел лестницу. Переступая через одну ступеньку, я быстро добрался до четвертого этажа и стал разглядывать номера дверей. Одна только что хлопнула, и я тут же поспешил к ней, почему-то на сто процентов будучи уверенным, что она та самая.
Осторожно поворачивая ручку, первым в комнате очутился мой интересующийся нос, а потом уже и я целиком, когда увидел знакомые лица. Они были все мне знакомы, но одно я просто обожал. И тут совсем не причем мое нетрадиционное прошлое. Это самое родное лицо после Роджерс.
Сняв очки и убрав их в карман кожаной куртки, я опустил с головы капюшон от толстовки и кинул рюкзак на пол и, расплываясь в широчайшей улыбке, которую свет никогда не видывал за угрюмостью неудачных лет, я полетел на Лиона, намереваясь на него запрыгнуть, как только он меня заметит. Я был готов к падению, удару головой о пол, какой-нибудь косяк, но я буду это делать с Гудменом.
Пока я шел сюда, я не представлял, что меня будут одолевать такие эмоции при виде этого парня. Кого я обманываю? Я вообще не ожидал, что я вообще что-нибудь почувствую. Из головы вылетела даже серьезность задачи, ради которой нас сюда позвали. Политика, да-да, проблемы с мутантами, ясно, понятно. Но какие там проблемы, когда тут вот это, с которым мы растили одиннадцать котов?

Отредактировано Livio Braschi (24.08.2015 22:27:55)

Мгновение, и меня покидает чувство одиночества. Нехотя, с криками, визгами, царапая снова и снова душу, но уходит, в след мне крича, что это ненадолго. Что в какой-нибудь пьяный вечер она придет и как родного меня примет, совсем не напоминая о том, как я просто от нее избавился. Только это будет в далеком и недалеком будущем, а сейчас у меня под рукой все, что мне нужно и я не один.
Вливаясь в теплоту объятий дорого мне человека, в мою голову приходит мысль: каково будет, если я потеряю его. Не важно, в каком варианте событий. Я пропаду или он. Что будет, если и так маленький круг теплоты порвется от резкого удара плетью холода и пустоты. Как люди сходят с ума? От чего это происходит? Потому что не остается людей, которые бы их понимали? И сошел бы я с ума? Я улыбался несмотря на подобные мысли.
- Да с такой-то работенкой тут просто некогда жиру появляться, сколько бы банок пива ни вливалось в меня, - я усмехнулся, мягко ударил Гудмена в плечо, отмечая для себя его физические изменения, которые так же почти не чувствовались, как и мои. - Я ходячий фейл, чувак. Когда представлял себе Вашингтон, я не готовился к постоянным недовольным рожам в семь утра. А так все потрясно, - я расстегнул куртку и заправил волосы за ухо в своей привычной манере. - Котяра кайфует. Он настолько жирный, что ему попросту лень куда-то вставать и гадить и, о боже, я правда скучал по тебе. Серьезно, никогда бы не подумал, что буду скучать по твоей наглой татуированной роже. Мы должны как-нибудь втиснуться в бар и, абсолютно, все друг другу рассказать.
Снова обняв старого друга, я растормошил его каштановые волосы и похлопал по спине. И через минуту я вспомнил, что в комнате находится не только Гудмен, и будет совсем не вежливо, если я не поздороваюсь со своими, так называемыми, коллегами. Если я не ошибаюсь, я протягивал в знак приветствия руку Алану и, несомненно, Генту. С девушками я же ограничился кивками головы и легкой полуулыбкой.
- Уолтер, а у тебя что сейчас творится? - я обратился к парню рядом с собой. - Больно ты угрюмый. Мне даже интересно стало. Непривычно тебя таким видеть.
Годы контактов с людьми научили меня быть более разговорчивым, что иногда кажется мне слишком навязчивым. Да, мне так иногда только кажется. В противном случае меня могут заткнуть и я пойму причину. Так что я всегда бросаю свое бренное тело на волю судьбы.

По тому, как Томпсон с Тим продолжали друг друга игнорировать, даже когда в гостиную вошёл Браски, распространяя неожиданный позитив, я понял, что между ними что-то действительно не ладно, но не посчитал, что это что-то серьёзное. Томпсон отшутился на вопрос Браски и пошёл якобы помогать с кофе, ну да, я бы на его месте сделал бы то же самое, так что мы посмеялись с ним за компанию и не подали виду. Я только посмотрел на Дэйзи, когда он вышел, как бы выражая сочувствие: ну, слегка не поладили, с кем не бывает, но неприятно, я понимаю; проехали. Я всего лишь один из многих, приглашённых на свадьбу за компанию, и я понимаю это так, что себя надо показывать на задании, где от тебя зависит жизнь товарища, а в остальных жизненных боях мы каждый оказываемся сам за себя, ну максимум с супругой/супругом или лучшим другом.
Кстати, что там Констанс... По доносившимся до гостиной интонациям Томпсона, старый приятель пытался её разговорить, и я не мог знать, насколько она будет этому рада, так что я не выпускал из внимания происходящее на кухне - если они сейчас не вернутся, стоит сходить туда самому: мне совсем не хотелось оставлять жену, пока она не придёт в полное здравие, одну где бы то ни было вне дома. А пока я поприветствовал Браски, сел обратно, сцепил руки в замок выжидательно и спросил ребят, поскольку рано или поздно кто-то должен был:
- Кто-нибудь уже сталкивался с последствиями инцидента?
Под инцидентом я имел в виду нападение мутантов на президента США. Надо заметить, что говоря об этом с товарищами по Проекту, я не разделял себя от них, и у меня бы не возникло и мысли, что мои слова можно понять как-то иначе, ведь мы все на одной стороне.

Отредактировано Alan Ferguson (27.08.2015 22:43:33)

Я немного опаздывал. Ну как немного, если приличное количество минут, превышающих пятнадцать можно оформить в столь миленькую форму. Наконец-то по прибытию меня позвали на общие сборы, и я вновь мог встретиться со старыми знакомыми. Это пугало и завораживало одновременно. Не знаю как остальные, только вот за эти пять лет я никого из них не видел, даже новостей ни о ком не слышал. Работал в бешеном режиме, работал на износ, делал все, чтобы не видеть ничего вокруг и вот сейчас, стоя за дверью в квартиру, я немного боялся. Нет, я конкретно опасался увидеть знакомые лица, особенно тех, с кем неплохо ладил. Пусть это и всего пара-тройка человек, но это итак непосильный для меня багаж. Хватило Торнтона.
Сделав пару вдохов, быстро вытащил таблетку из кармана и, приняв лекарство, закрыл глаза. Оно не имело вкуса, не имело запаха, просто белая капсула, порабощающая все внутри, словно кокаин. Я стал рабом собственных страхов и мне это нравилось. Или просто так думал, не знаю. Свыкся. Потерялся. Одно тело хорошо ощущалось за дверью и, решив не гадать, кто конкретно уже прибыл по назначению, дернул ручку. Приоткрыв дверь, осторожно заглянул внутрь, вошел. Тим, Лион, Ливио (ах вот какое тело) и Алан. Пока все. Видимо, опоздание для остальных стало чем-то сродни нормы, в моем же случае лучше не задерживаться вообще. Поприветствовав собравшихся сухой улыбкой, убрал руки в карманы. Все эти люди стали для меня в свое время фундаментом взаимоотношений с внешним миром, возможностью взглянуть вокруг по-другому, по-особенному.
Дальше - больше. Чем ближе я подходил к ребятам, тем сильнее ноги хотели бежать назад. Это ненормально. Спустя пять лет вновь увидеть всех их: Чулочки, Золотую Рыбку (тьфу ты, еще помню это) и даже чумового телепорта!
- Давно не виделись. – Как-то совсем скомкано получилось. Голос чуть дрогнул. Не знаю, заметил ли кто-то это, но самому стало жутко неловко. Я хотел и боялся этой встречи. Слишком многое нас с ними связывало и слишком многое разделяло. Можно было бы как в старые добрые времена собраться в баре, напиться, поболтать о пролетевших годах, рассказать кучу всего интересного, но стоит ли? Дилемма. И хочется и колется и мама не велит.
В соседней комнате послышалось движение и заглянув внутрь, приятно удивился - Гент и Сэйдж. Гент и Тим, Тим и Гент, Чулочки и Тросточка. Я их редко разделял на отдельные элементы, все время в НИИ они казались незыблемым правилом правильных отношений, по крайней мере, на фоне моих собственных. Улыбнувшись воспоминаниям об огурцах, я хитро пробежался взглядом по Уолтеру. Время никого не щадит, тем более в нашем случае, да?
Наверное, я выглядел словно загнанный зверь, поэтому, справедливо решив начать играть, я широко улыбнулся и попросил девушку добавить еще один набор для чаепития.
- Будь так любезна, Сэйдж, налей и мне немного. – Улыбка все шире, приветливые взмахи руками в сторону Гудмена, Алана и Ливио. Надеюсь, они не подумают, что я окончательно рехнулся.
Вернувшись в зал, опустился в кресло, справедливо решив, что уж так точно не убегу, по крайней мере, придется преодолеть приличное расстояние и несколько живых препятствий.

Отредактировано Frankie Weber (28.08.2015 14:28:59)

Я опоздал. Я безбожно опоздал настолько, что еле успел к важной части речи Лижье.  Пока он вещал, пожевывая тортик, я стоял у входа в гостиную, прислонившись спиной к косяку. Ну, я по крайней мере рад, что Лижье теперь угощает сладостями при встрече. Нет, правда очень приятно. Еще приятнее, что я снова командир группы. Других ду... умных нету что ли?
Да, побухтеть хотя бы про себя, это святой долг любого из здесь присутствующих. Особенно когда тебя назначают командиром отряда. Повеселимся?
- А можно завернуть с собой десяток круассанов? Панкейк я, пожалуй, съем прямо сейчас. - Я улыбнулся как можно ярче, чтобы разбавить обстановку общей напряженности по поводу заданий. - Беру с собой Франка и Райли и мы направляемся в офис.
Кажется домработница здесь на правах либо привидения, либо эльфа-домовика, поскольку уже суетливо торопилась куда-то по коридору, видимо завернуть нам с собой круссаны.
- Ну что? - я глянул на Франка, который, похоже, имел какие-то другие планы. - Все согласны! Отлично! - я уже листал большим пальцем необходимую инфу у себя в смартфоне. - Ждем круассаны и обсудим план в более тесной компании.

Довольно странно стоять у дверей ректора, ощущая аромат сдобы и свежезаваренного чая. Не потому, что в глубине души мы все не единожды подозреваем Лижье в наличии предков-работорговцев и отсутствии всяких признаков человечности. Просто, идя на подобную встречу, даже от воздуха подспудно ожидаешь чего-то другого. Запаха оружейной смазки, горячего металла, только что отпечатанных листов, хранящих уйму предостережений и инструкций. Духа тревоги и напряжения, которым кипит весь город, но который вдруг оказывается бессилен, едва я переступаю порог ректорской квартиры. Потому что страхом совсем не пахнет. Пахнет печеньем, терпким привкусом чайных листьев, напоминающих о еще не ушедшем лете, а еще, почему-то, домом. Не тем, где гостям подадут плед или разожгут камин, чтобы было уютнее, но тем, что, вопреки всем сомнениям, все равно помнит тебя и ждет. И дело не в престижном районе или удачно выбранной мебели, дело в тех, кто встретит тебя внутри. Расставаясь в Монреале, после стольких лет обучения, я обещаю себе, что оставлю этот отрывок в прошлом. Беззаботными студенческими воспоминаниями, отголоском иной, столь отличной от всего, жизни, что есть в багаже любого взрослого. Забавными историями, что смешно вспомнить за стаканчиком-другим в пятничном баре с такими же офисными менеджерами, как и ты сам, но никогда не наедине с самим собой и никогда - с грустью. Разве со школьными друзьями происходит не то же самое? Поначалу не мысля нового дня друг без друга, мы вскоре превращаемся в тех, кто едва может перекинуться коротким «привет-пока», испытывая взаимную неловкость при нечаянно случившейся встрече. Так, будто бы в том, что столкнуться с тем, кто знал тебя прежнего, и правда есть что-то постыдное. Сначала я думаю, что люди - странные, а потом – что, может быть, так они пытаются защитить себя от возможной боли. А, может быть, во всем виноваты книги. В детстве я читал слишком много историй со счастливым концом, и они меня испортили. Заставили подсознательно верить, что любимые с тобой навсегда, а в жизни есть определенная точка, достижение которой дарит смысл и покой. Но близкие уходят. Это факт. Ты думаешь, что будешь любить этих людей вечно, и вдруг – пуф! Все, что осталось тебе на прощание - отпечатки их душ на твоей сущности. Вредные привычки, что ты от них нахватался. Любовь к синему цвету, когда твой любимый – зеленый. Общие шутки, понятные только вам, дурацкий плейлист, составленный из песен тех групп, которые ты не стал бы слушать даже под страхом смерти. Когда я говорю об этом Осту, брат шутливо отбивает, что всего-то и надо, что быть проще. Воспринимать жизнь как череду поездов. Вот ты садишься в один такой, знакомишься с соседями, привыкаешь к ним, привязываешься, вы отлично проводите время, смеетесь и судачите о других пассажирах из вагона через два от вашего. Вам весело и дружно. А когда приходит время пересаживаться на другой поезд, спокойно жмешь им руки и сходишь на платформу. А не бежишь вслед удаляющемуся составу, на который у тебя больше нет билета. Быть проще и читать побольше прозы – что, черт возьми, может быть легче? Я так хорошо убеждаю себя, что почти смиряюсь с разлукой, постепенно отучаясь искать в новостях хотя бы крохотные заметки о тех, с кем вчера сидел за одним столом. Перестаю то и дело задаваться вопросом – как поступил бы Чак? Что сказала бы Райли? Тоска притупляется, со временем становясь терпче, глуше, глубже, и это почти работает. По крайней мере, так мне кажется, пока очередной звонок ректора не переворачивает мой устаканившийся мир с ног на голову, напоминая о том, что я успел забыть. Все заканчивается не тогда, когда подходит срок, а лишь тогда, когда позволяем мы сами. Звенья одной цепи, спаянные воедино, увязшие крючками друг в друге почище любой рыболовной снасти - стоя в прихожей ректора, я чувствую, что эта связь все еще на месте. Впереди, вальяжно привалившись к косяку, будто часовой, высится плечистый Торнтон. Если слух меня не подводит, его вкусы ничуть не изменились – требуя хлеба и зрелищ, растрепанный командир источает неподдельную радость встречи, глядя, конечно же, на своего заклятого дружка. Вебер. Вот уж какой орешек оказывается не по зубам ни прошедшим годам, ни дерьму, в которое оказались втянуты все мутанты. Блистательный, как звезда, едкий, как склад с кислотой. Приятно осознавать, что кто-то, несмотря ни на что, никогда не меняется. О том, как отнеслись к назначению капитана в моей собственной, только что собранной группе, я догадываюсь, всего лишь взглянув на лица остальных присутствующих. «Как хорошо, что это именно она», - горит ровным теплым светом Гудмен. «Почему именно она?» - закономерно кипятится Гент. «Предсказуемо» - невозмутимо бликует красноватыми отблесками на дне зрачков Тим, и я коротко киваю ей, здороваясь и благодаря за отправленное сообщение одновременно.   
- Прошу прощения за опоздание, рейс задержали, - остановившись рядом с Торнтоном, приветствую всех остальных, включая дядюшку Лижье, окруженного мутантами, как Скрудж Макдак - своими племянниками. Есть даже Поночка, – глядя на золотоволосую Конни, не могу удержаться от улыбки, вполне рискуя при этом словить пару пуль от ее законного мужа. Подумать только, я думал, что организационная структура НИИ включает в себя школу вышколенных убийц, а оказалось, что еще и институт брака. Но, может быть, так и должно быть. Может быть, каждый из нас – удерживающий якорь, город-призрак для кого-то другого, эфемерный и зыбкий, но от этого не менее реальный и настоящий, чтобы вдруг перестать в него верить.